Лютый страх
Строки о судьбе неприметного человека
Ваня Лапошкин был уверен в себе, как никогда. Его ценили на заводе: молодой токарь мог блеснуть своим умением выточить на станке деталь любой сложности, оказался непревзойдённым прыгуном в длину, активно выступал на митингах, требуя вдребезги разбивать морды зажравшимся буржуям, недобитым троцкистам, террористам. Он уже наметил себе в жёны дивчину: с открытым ртом глазевшую из первых рядов заводской толпы на его правильно-радикальные речи. Уже дважды тискал её в клубе их «Крупноремонтника» на концертах самодеятельных артистов, и даже пару раз провожал Глашу домой на улицу Лесную. Но стал верить, что наступают заковыристые времена, потому со свадьбой не спешил, полагая, что успеется, вот пройдут эти сумеречно-хмурые «погоды» и тогда можно объявить во всеуслышание дату предстоящей свадьбы. Правда, Глашуха начала нервничать, с опаской поглаживая порой полнеющую не на добрых харчах фигуру. Если честно, она быстро поддалась на Ванькины уговоры, ей мечталось быстрее схватить птицу счастья за фасонистый хвост супружеской жизни. Она, смышлёное дитя, сознавала: с мамкой управится скоро и споро, та её всегда понимала, а вот отец, словно ноющий нерв в стреляющем зубе, сразу пустит в дело кулаки молотобойца. Она уговорила-таки Ванюшу пойти на другой неделе расписаться в брачном союзе.
Да тут на тебе: после годовой отсидки в предварилке вернулся в лоно заводской жизни слесарь Степан Тачкин, один из полсотни заводчан, запертых на замок, и оправданный за неимением против него антиобщественных улик; он на ушко и нашептал другу своему Ивану Лапошкину о житье-бытье за решёткой. Уж кому-кому, а давнему дружбану тот верил на слово. Его словно окатили водой ледяной. В общем-то, Иваша ни в чём себя не мог упрекнуть, поскольку всегда стоял горой за рабоче-крестьянскую власть. Однако крепко скребанула по душе весть, что ночью укатали в «воронок» Афоню с соседского домика-улитки, да ещё к тому же и хорошего мужика, знатного револьверщика, чей станок урчал рядом с его станком. Заноза страха вошла в сердце парня. И мысль неказистая ошпарила Ивашу: эвон, ведь пролетариев хватают, а он-то верил Конституции, справедливости; и ни с того и ни с чего соорудил он себе на родном «Крупноремонтнике» железный топорик, свободно вмещающийся за спиной за плотный кожаный ремень его брюк. Вспомнились рассказы Стёпы Тачкина о жесточайших порядках в «темнице». У дружочка- то его едва рёбра срослись, а сокамерника, изловчившегося на поздневечернем сеансе-допросе, будто согласного подписать фискальную бумагу на мастера цеха, врезать пером ручки прямо в глаз норовистому следаку, дуболомы в гимнастёрках порвали едва не на куски. Ежели и выкарабкается в лазаретике к ходьбе на ногах, дак упекут туда, где Макар телят не пас. И вряд ли волю учует. Так теперь и прирос топорик-невидимчик к спине Ивана. Это он решил: не приведи Господи оказаться в лапах душегубов, ни в жизнь не сядет за решётку. Но пока судьба миловала Лапошкина. Даже день бракосочетания высветился Глаше, и помолвка прошла у них как надо. Стало быть, следовало к назабвенному дню прикупить на базаре свадебные кольца.
И шёл он по Грузинскому валу в светлом расположении души, с лёгким ароматиком пивка. Тут и выросли перед ним два милицейских сержанта, оштрафованных главстаршиной отдела лишним дежурством за дерзостную их, как тот расценил, неучтивость к начальству. Что-то служивым не понравилась излишняя весёлость, написанная на морде встречного парня. Откозыряв, попросили документик личности. А у Вани всплыла как бы слегка скособоченная фигура друга Стёпы Тачкина. И мысль коварная выше горы страха взгромоздилась, а вдруг это за ним чинодралы следили и захотели на улке застать врасплох. Улица была тихой, правда, метрах в ста высвечивалась аптека. Шаря по карманам, будто в поиске документа, приметил, что служивые как-то недоверчиво глядели на его старания и приблизились к нему чуть не вплотную. Стремительно выхватив топорик, несколькими резкими ударами уложил представителей закона на асфальт. Не оборачиваясь, скрылся в проходном дворе.
Чёрный воронок забрал его на другой день ночью. Упекли его по доносу заводчанина, не вынесшего пыток и оговорившего Ивана, как соучастника убийства двух милиционеров. Работяга из одного с Лапошкиным цеха проходил в день убийства служителей закона по Грузинскому валу, его видели из окон аптеки и парикмахерской. Ваня вину отрицал. Опросные листы не подписывал. Но ему вломили срок, не очень большой, учитывая архиположительные на него характеристики, и поскольку всю основную вину взял на себя его заводской коллега. В Отечественную войну воевал Иван вначале в составе штрафбата, после ранения его направили в «чистый» боевой стрелковый полк. А Глафира его ждала, у них рос сын Николай. Жили они дружно, их дети обрели ладные профессии.
Владимир Коркин (09.09.2018
