Завтра — в крематорий, за урной матери...

Не могу придти в себя...

Чувство Катастрофы не проходит...

И чувство смертельной опасности, которая теперь возросла многократно. Мне нельзя оступиться. Упаду — подать руку помощи будет некому... Пока — некому...

Я так и не прорвал «информационной блокады». И мать умерла в ней, не получив помощи ни от кого. Ты сейчас — не получишь тем более...

Надо собраться с мыслями.

А мысли невольно вертятся вокруг того, что произошло. Произошло физически. Необходимо это осмыслить. И сделать правильные выводы.

Мать умерла не напрасно. И все детали её мучений, и всего, что связано непосредственно с её последними часами, всё это исполнено Смысла. Мать и умерла, чтобы ты Понял...

Надо вспомнить и запечатлеть всё, что смогу. Всё, что успею...

+ + +

Этот врач. Её последний врач. Эти дурацкие бумаги... Звонки по мобильному на кухне...

«Скоро приедут из морга...»

Да, приехали довольно скоро... Два здоровых, тихих мужика, во всём чёрном... Опять какие-то дурацкие бумаги... Потом надели свои перчатки, и...

Мать лежала, как я её и оставил, слегка повернувшись лицом к стенке, укрытая мною одеялом до подбородка. Рот был чуть-чуть приоткрыт. Она не была похожа на мёртвую. У меня даже шевельнулась какая-то сумасшедшая мысль, что она может ожить где-нибудь там по дороге, и её привезут обратно...

Мужики попросили только две простыни...

На матери была зелёная отцовская рубашка, сильно разорванная сбоку, и её синяя шерстяная кофта... Если бы я знал, что это будет её последняя одежда!..

Мужик, что был у её ног, схватил какую-то из валявшихся тряпок, брезгливо взялся ею за её ноги... Стащили с постели на пол, на разложенные простыни. Увязали, привычными движениями. Потащили на выход...

«Как мешок с дерьмом несут человека...» Мелькнула мысль...

Едва подняли — порвалась простынь. Задержались, подвязали... Потащили дальше...

Только вытащили её за дверь из квартиры — порвалась вторая простынь. Остановились... Пришлось дать третью...

Сестра сказала: «Не хотела уходить...»

Да, я подумал точно то же самое...

За железную дверь... В лифт...

Всё.

Плохо помню, что было дальше...

Помню, взял мусорный мешок и сложил в него всю мокрую, зловонную бумагу с её постели, вытащил в мусоропровод...

Слышу: «Потом, потом!.. Потом и матрац, и всю постель надо... А то — человек только умер, и...»

Родственники стали ложиться спать, сетуя, что не удастся хорошо выспаться...

Я сделал свою первую запись о произошедшем только в 09:43:06...

14 сентября 2015 года...

+ + +

К матери заходил, эти дни, в основном, ночью...

Мёртвая пустота и разгром в её комнате, остатки мусора на оголённом полу, на грязно-жёлтом линолеуме, где уже не было ни ковровой дорожки, ни старого ватного одеяла под столом у кровати, на которое мы оба ставили свои ноги... Ни самого стола, ни самой кровати...

В углу у шкафа — опустевшее от всего огромного вороха верхней и нижней одежды историческое самолётное кресло...

Такое чувство — что всё это с мясом вырвано из твоего сердца...

И постоянно открытая дверь на балкон...

Слева, на стене, на ковре, что завис теперь над пустым местом, где ещё только что была её кровать, ещё висит её прекрасный фотопортрет 1950 года...

И портрет отца на стене напротив, и фотографии его родни в рамках, и морской флаг с его наградами, всё это пока ещё продолжает висеть на прежних местах...

Опустевшая и омертвевшая комната по-прежнему, очень не ярко, освещается антикварным плафоном, что когда-то покупала тётя Инна...

Тупая боль...

Что-то, разные мелочи, обречённые на гибель, постарался унести к себе...

Где-то позавчера, ночью, когда готовил себе на кухне, вдруг вспомнил: а где же материн радиоприёмничек над изголовьем её кровати?!. Вбежал в её комнату — да, его нет, голая стена!..

В исчезновении этого очень старого, простого, советского одноканальника, работавшего от радиоточки, и что пристроил над кроватью отец, и который был единственной ниточкой, что связывала мать с внешней жизнью, было нечто настолько символическое, и пронзительное...

Я не могу обо всём писать... Не могу...

+ + +

Вчера захожу в комнату матери — на грязном, пыльном подоконнике, среди пустых банок и прочей мелкой бытовой рухляди, стоит на краешке рюмочка, прикрытая сверху маленьким кусочком чёрного хлеба...

Мне вспомнился случай из 19-го века, описанный Достоевским в его «Дневнике писателя». Мужик зашёл в избу, где в это время была только девочка 8-10 лет, убил её, и забрал еду, что нашёл в доме: немного хлеба, свёклу; а яйца не тронул. Кто-то из адвокатов на суде спрашивает его: «А чего яйца-то не взял?». Говорит: «Так как же? Постный день был!»...

+ + +

На улице пасмурно... Но на завтра дождя не обещали...

19.09.15 16:02:28